Ангел Возмездия - Страница 21


К оглавлению

21

– Правду ищу, – сказал он.

– Значит, ты ищешь Бога, – вымолвил священнослужитель, – ибо Бог не в силе, а в Правде! Ты понял меня?

Иван кивнул головой, не ответил. Но он понимал, куда клонит священнослужитель.

– Я знаю про тебя, – сказал тот, – почти все знаю. И еще знаю главное – ты пришел сюда неспроста. Ты уже готов?

Иван вздохнул. Он решал, надо ли отвечать, стоит ли? Все про него знали! Лишь он один ничего еще толком не знал.

– Вижу, что готов. Когда отлет?

– Через два дня.

– Два дня срок немалый, – сказал священнослужитель, оглаживая бороду, опустив глаза долу. – За два дня может многое измениться... Не передумаешь?

Иван выразительно поглядел в его глаза.

– Значит, не передумаешь. Ну что же, отговаривать тебя не стану. Тем более, удерживать! Иногда удержать человека, обуздать его, приневолить – все одно, что сломать. Церковь же человека возвышать должна, открывать перед ним мир необъятный и неизведанный, окрылять, но не путы накладывать. Поступай, как знаешь. Но помни то, с чего начали не в силе Бог, а в Правде! А еще это понимай так: не с сильными Бог, а с правыми!

Поначалу Иван внутренне напрягся, что-то в душе сопротивлялось проповедям и нравоучениям, не желало принять их – с какой это стати его, взрослого человека, прошедшего сквозь такие передряги, что и не снились большинству землян, начинают вдруг поучать, наставлять словно мальца безусого?! Но почти тут же раздражение, порожденное гордыней, угасло. Ведь слышал он сейчас не поучения ментора, а то, что постоянно звучало в его мозгу, то, о чем кричала в нем самом Совесть! Только теперь это был не внутренний голос, а внешний. И потому внемлить ему следовало с удвоенным вниманием, сопоставляя со своим, отринув гордыню и раздражительность. И ему стало легко, хорошо. Он склонил голову, как бы соглашаясь с неизвестным ему священнослужителем, признавая правоту его слов.

– Большинство мирян живет просто, как трава растет, – продолжил священнослужитель, – они грешат понемногу, каятся, а в общем их души чисты, не запятнаны большими и смертными грехами, им легко жить на белом свете. Но иногда в мир приходят люди иного склада – сильные, цельные, одержимые. И они несут в этот мир с собой или Большое Зло или Большое Добро. Не сразу становится видно, что именно, лишь со временем раскрывается их сущность, и тогда люди обычные могут сказать: да, это поводырь и праведник, очистивший мира от скверны, или же – это обольститель, влекущий за собой в пропасть адскую. Мне, грешному, не дано быть провидцем, предрекать, кто есть кто на свете. Но я вижу, что путь твой не прост, что в тебе заключены зародыши и Большого Зла и Большого Добра. Они еще не вступили меж собой в битву за Душу твою, они пока только примериваются друг к другу, но когда они сойдутся в безжалостной и лютой схватке, душа твоя содрогнется. И тебе придется принять решение, с кем ты, на чьей стороне! Будь готов к этому, сын мой. Тебя ждут страшные испытания. Я не знаю, кто в тебе одержит верх, может, и тот, кого в Храме Божием вслух лучше не называть. Но Церковь не отрекается и от падших... ты же пока не пал и не вознесся. Ты стоишь на перепутье. И перед выбором твоим прими мое доброе напутствие и благословение. Благословляю тебя, сын мой.

Священнослужитель замолчал, заглянул в глаза Ивану и перекрестил его. С минуту они простояли в тишине. Иван не знал, как полагается отвечать в таких случаях, что делать. Он лишь опустил голову. Но даже теперь он ощущал на себе испытующие и одновременно напутствующие взгляды, обращенные на него с Иконостаса. Не только Сам Вседержитель, но и Богородица, Архангелы, Святые, казалось глядели на него, вопрошая, прожигая насквозь его душу, но вместе с тем и благославляя, поддерживая, даже ободряя. И перед ними душа не могла лгать.

– Большую тяжесть в себе несу, – проговорил он с трудом, не поднимая головы, – не знаю, может, это и есть то самое зло, не знаю, а может, просто – боль, обида, тоска!

– Вырвавшаяся наружу боль порождает новую боль, обида – обиду, тоска становится неизбывной. Ты же помнить обязан, что горя жаждой мщения, выплескивая наружу обиду, принесешь в мир Зло. Тебе будет казаться, что борешься с этим Злом, что ты истребитель этого Зла, но истребляя и обарывая его силой, будешь лишь умножать его. И настанет день, час, когда ты перестанешь понимать, где кончается Добро и начинается Зло, и сам станешь воплощением Зла! Это будет страшный день для тебя и страшный час, не дай Бог, чтобы они настали, ибо не помогут тебе тогда ни Животворящая Сила Креста Господня, ни мои напутствия и добрые слова. Помни, в какой бы мир ты не вознамерился вступить, не меч в него ты привнести должен, не злобу и ненависть, вражду и раздоры, а одну любовь только. Добро на острие меча не преподносят. Ты же, сын мой, собираешься в чужой мир идти с мечом. Подумай обо всем хорошенько. Благословляю тебя на свершение праведных дел!

Священнослужитель снова осенил Ивана большим крестным знамением. Потом положил ему руку на плечо, привлек к себе и трижды поцеловал.

– Иди!

Он отстранил Ивана резким движением.

– И знай, что Святая Церковь Православная с тобой и в тебе! Но помни, о чем я говорил, о чем говорила тебе твоя совесть, ибо если вступишь на дорогу Зла и отринешь Добро, будешь проклят на веки вечные. Иди! И да будь благословен!

Иван поклонился священнослужителю. Перекрестился, еще раз воздев голову и образам. Повернулся. Пошел к выходу.

У самых дверей храма его нагнала пожилая женщина, та самая, что предлагала Ивану свою помощь. Она молча заглянула в лицо ему, потом быстро и мелко, трижды перекрестила.

21