– Да нет, я не о том, – оборвал его Иван, – кем ты себя чувствовал: человеком или крысой?
Лысый обиделся, надулся.
– Чего ты, издеваться надумал? Скажешь еще крысой! Не, ты, мужик, меня не задевай, я нервный!
Дальнейших объяснений Ивану не требовалось. В нем вдруг разыгрался бешенный аппетит. Он присел к столу и набросился на объедки, выбирая нетронутые, посвежее. Запивал только шипучкой, которая давным-давно выдохлась, к спиртному не притрагивался. Гуг поглядывал на жующего Ивана с ехидцей, перемигивался с Лысым – им, наверное, было что вспомнить.
Едва он немного насытился, как раздался лязг. Какие-то скрытые верхние люки одновременно распахнулись. И в комнату, будто военный десант с небес, спрыгнули одновременно человек тридцать в одинаковых зеленоватых форменках и касках.
Лысого, попытавшегося приподняться над стулом, срезали очередью из пулемета без предупреждения.
Он упал с удивленно вытаращенными глазами, наверное, так и не разобравшись перед смертью, что же случилось.
Гуг Хлодрик сидел спокойно, не дергался. Но на него тут же набросили мелкоячеистую пластиконовую сеть – набросили в три или четыре слоя, Иван не успел сосчитать. Прямо в лицо ему смотрело черное холодное отверстие ствола пулемета.
Высокий усатый человек, с золотой посверкивающей фиксой во рту и темными очками, скрывающими глаза, подошел совсем близко, отвел рукой ствол пулемета. И произнес официальным напыщенным тоном:
– Вам предлагается в течение полутора часов покинуть территорию Объединенной Европы. Предупреждаю, неисполнение требования поставит вас вне закона, а тогда... – он развел руками. – Тогда мы вам ничем не сможем помочь!
Гуг Хлодрик зашевелися под слоем сетей.
– Иван – сказал он мягко, но убежденно. – Я тоже думаю, тебе надо проваливать отсюда, не спорь с ними! Уматывай в Россию, пока цел!
– А ты? – спросил Иван.
– С ним особые счеты, – ответил за Гуга усатый, – не волнуйтесь, мы никого не обидим.
– Это точно, Ваня, они меня не обидят, им на Гадре очень кстати опытные работнички, что делать, Ваня, надо ведь и кому-то выдавать на гора руду с ридориумом, верно?
– Не буду спорить, – согласился усатый. – Работники нужны и на Гадре, и на Сельме, и на Гиргее... Скажи спасибо, Хлодрик, что смертная казнь отменена, что тебе еще будет позволено таскать твое жирное брюхо на твоих протезах.
Гуг засопел, заерзал.
– Мы с тобой, легавая гадина, еще обсудим эти вопросы, – процедил он раздельно и зло, – при первой же встрече тет-а-тет, ты уж не сумлевайся любезный мой!
– Ладно, хватит болтать! Не позорься при посторонних!
– Это вы для него посторонние, легаш!
Усатый повернулся к Ивану.
– В вашем распоряжении остается один час и двадцать четыре минуты. Я вам советую долго не раздумывать, до границы лету тридцать одна минута, да пока доберетесь до стоянки... Поспешите!
Иван виновато поглядел на Гуга Хлодрика, опутанного словно он дикий зверь, будто он беснующийся птицекальмар с Гиргеи. Бросать старого друга в таком положении не хотелось.
– Или ты хочешь со мною, на рудники? – спросил Гуг.
Нет, у Ивана были совсем иные планы. Он не мог распоряжаться собою, как ему вздумается. Он был обязан выполнить свой долг.
– Давай, Ваня, возвращайся к себе. И прощай, может, не свидимся боле!
– Прощай, Гуг! – еле слышно ответил Иван. Он чувствовал, как яйцо – превращатель в кармане давит прямо на печень. Он удивлялся, что его не обыскивают и вообще не трогают. Но он знал, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят. – Прощай!
На выходе он спросил у сопровождавшего его усатого человека в темных очках:
– Но вы можете объяснить, почему вдруг мне нельзя находиться в Объединенной Европе?
– Приказ, – безжизненным голосом ответил усатый и сверкнул фиксой.
– Я понимаю, что приказ. Но должна же быть и причина для приказа?
– Там, наверху, ее, наверное, знают. А я маленький человек, я исполнитель, – усатый заулыбался во весь рот. – Скажу только одно: видно, вы крепко насолили кому-то из этих, понимаете, о ком я говорю?
– Я ни черта не понимаю! – разозлился Иван.
– У нас такой порядок – со всеми поддерживать дружественные отношения и ни во что не вмешиваться. А про вас поговаривают, что вы влезли в дела, где замешаны неземляне, понятно, надеюсь? Ну вот, вижу, что понятно. Сами подумайте, зачем Объединенной Европе встревать между вами и иной цивилизацией, если она, конечно, есть?! Что скажете?
Ивану было нечего сказать. Он недоумевал – откуда им стало известно! Да и мало ли что! Какое они имеют право на таком шатком, полуреальном основании третировать его! Нет, бред, паранойя, шизофрения, алкогольный психоз! Причем тут Европа! Причем тут все они?! Его горло перехватило от ярости и обиды. И он ничего не ответил.
– А кое-кто поговаривает, что эта самая цивилизация тыщ на пять лет обогнала нас в развитии, чуете, чем пахнет?! Нет, вы уж сами там разбирайтесь. Только я вам скажу честно, от души, – голос усатого стих, стал проникновенным, дружеским, – никто вам не поможет – ни здесь в Европе, ни за океаном, ни у вас, в России. Не найдете безумцев. А моя бы воля, засадил бы я вас в психушку, где-нибудь подальше от людей, на одном из спутников Нептуна, всем бы покойнее было. Это ж надо, на такое замахнуться! Ну да прощайте, не нам вас карать, не нам и миловать. Надеюсь, с вами разберутся дома, не оставят без внимания, посадят, куда положено... а мы не причем.
Прощайте!
Иван уже не слушал усатого. Тот стал ему неинтересен. Напоследок он обернулся к Гугу Хлодрику и помахал ему рукой.